Спуск с хребта Сихотэ-Алинь, сначала пологий, становился все круче и круче. Река Паргами, по которой мы спускались, — горный ручей в полном смысле этого слова. Долина реки — узкая расщелина, с очень крутым падением тальвега. Русло Паргами сплошь завалено буреломом и огромными глыбами камней. Вода с шумом стремится книзу, перескакивает с камня на камень, сочится под мхом, образует местами настоящие водопады и пенится, и бурлит там, где скопилось много бурелому. Спускаться с кручи в такую погоду довольно рискованно. Нога скользит, срывая мох и оголяя камни. Приходится держаться за деревья и острые выступы камней. Эти последние часто сами держатся очень непрочно и от малейшего толчка скатываются книзу. Вся обстановка имеет какой-то фантастический, декоративный характер, свойственный только девственной, дикой тайге, не тронутой еще рукой человека.
Леса, одевающие восточные склоны Сихотэ-Алиня, таковы же, как и на западной стороне. Ель и пихта — преобладающие породы, но они не достигают, однако, больших размеров. Около воды' изредка попадается тощая береза, жиденький клен и корявая ольха. Лиственные и печеночные мхи густо покрывают и камни, и поваленные деревья. Из мшистого ковра кое-где торчат головки плауна, в сообществе с ними поросли одиночными листьями на тонких, хрупких стебельках папоротника (главным образом Pteris), а ближе к воде пышно распустились Osmunda и изредка Aspidium. Обнаженные скалы, вечно находящиеся в тени, покрыты влажными лишаями. Эти Lichenes на ощупь мягки и жирны — видно, что здесь они никогда не бывают в такой степени сухими, как это замечается на камнях, ежедневно подверженные действию солнечных лучей.
Дождь не переставал всю ночь и продолжался весь следующий день. Дождь в лесу — это двойной дождь. Итти по густой траве или в зарослях леса — то же самое, что окунуться с головой в воду. С первых же шагов все сразу становится мокрым. Неизвестность предстоящего пути и ограниченное количество продовольствия, которое мы могли снести на себе, заставляли нас итти вперед, несмотря на непогоду. 2 августа мы достигли устья реки Паргами. Перед нами открылась огромная котловинообразная болотистая долина реки Буту (узнали впоследствии). Едва ли, пожалуй, менее болотиста будет и Паргами, в особенности в нижней части своего течения. Болота эти не случайные, не временные — видно, что вода здесь собралась не от дождей; видно, что болота эти вечные, никогда не высыхающие. Горы отошли далеко от реки, котловина частью наполнилась наносами с гольцов Сихотэ-Алиня, и бывшее когда-то озеро превратилось в марь и болото. Еще издали были видны высокие сухостои лиственицы. Лиственицы эти имеют вид строевых деревьев, но засохшие в верхней своей части, полугнилые и сучковатые от самого низу, они слабо держатся на торфяной почве и качаются, если наступить ногой на их корни. Нога скользит и проваливается в решетины оголенных корней, тонет в глубоком мху и вязнет в торфяни-ковой жидкой грязи. Ниже мха — вода, местами она выступает наружу и образует большие лужи. Во многих местах вся почва качается под давлением ноги, мох в стороне выпучивается и бурлит — это зыбуны. На релках, где посуше, нашли себе приют молодые елочки и пихты. Лоси протоптали тропы в разных направлениях. Мы шли иногда этими тропами, а чаще всего целиной по колено, а то и по пояс в воде. Тучи комаров и мошек нестерпимо кусали лицо и руки и слепили глаза. Здесь решено было сделать дневку и заняться охотой. Охота дала нам две росомахи и половину кабарги, отнятой собаками у этих стопоходящих. Продовольствие наше быстро уменьшалось, надо было его расходовать экономнее и вообще быть осмотрительнее, а, кроме того, нам нельзя было теперь задерживаться на одном месте, следовало торопиться пройти реку Буту, так как близ устья ее и на реке Хуту, по словам орочей, мы должны будем встретить людей, а следовательно и избегнуть голодовки.
После дождей река Буту разлилась и частью затопила болотистую низину. Грязная, желтая вода с шумом стремилась книзу и несла смытый с берегов мусор, валежник и вырванные с корнем деревья.
С трудом мы перешли зыбучее болото, достигли края долины и, придерживаясь подножия гор, пошли вниз по течению Буту. Следующие дни нашего путешествия были таковы, что едва ли кто из участников его когда-нибудь их забудет. Как ужасный кошмар встают страшные картины одна за другой . Лучше будет, если вместо такого «покойного» изложения последующих событий, я целиком возьму записи из своего путевого дневника и передам их читателям в том виде, в каком они были сделаны мной тогда же и там же, на месте .
3 августа 1908 г. Непогода затихла. День ясный, сухой, теплый. Чем ниже мы спускаемся с гор, тем мошкары становится все больше и больше. После каждого укуса их образуются кровоточивые ранки; производить съемку при этих условиях очень тяжело. Днем съели остатки кабарги. К вечеру дошли до утесов, которые отвесно падали прямо в воду и преграждали нам дорогу. Река подмывала высокий скалистый берег. Пришлось остановиться. Решено было завтра со свежими силами итти горами. Приведено в наличность количество оставшихся продуктов. На всякий случай приказано расходовать их меньше и вместо каши варить кашицу. Около полуночи начал накрапывать дождь, продолжавшийся до самого рассвета.
4 августа 1908 г. С восходом солнца небо стало очищаться; с неимоверными усилиями мы лезли в гору, имея за спиной тяжелые «бейтузы» (котомки), цеплялись руками, хватались за траву, кусты и, вернее ползли на коленях, чем шли на ногах. Все выбивались из сил и отдыхали через каждые 5-10 шагов. Подъем продолжался до самого полудня. Обойдя скалы, мы снова спустились к реке, где и заночевали. Наш маршрут за целый день-11/2 — 1 верста. Масла у нас нет уже давно. Кашицу варим с одной солью. Соли тоже остается мало. Приказано расходовать ее очень бережно и каждый раз пищу не досаливать.