Жизнь и приключение в тайге - Страница 71

Наш проводник ороч, как мраморное изваяние, неподвижно стоял на руле и, «вперив глаза во тьму ночи», казалось, совсем не замечал того, что вокруг него происходило. Неужели чувство эстетики, способность наслаждаться природой свойственны только культурному человеку?! Неужели у этих людей нет чувства и фантазии!… Бесстрастное лицо рулевого, вся фигура ороча, лодка, сидящие на ней люди — все это удивительно гармонировало с окружающей обстановкой, с мрачными береговыми скалами и с темной водой моря… Как все это опять знакомо?! Невольно вспоминается подземная река Стикс, Харон и души умерших…

В стороне вспыхнул огонек. Это вторая лодка. Кто-то там закуривает трубку. Зажженная спичка осветила на мгновение лицо и руки курящего. Огонь пропал, и лодка снова утонула во мраке.

В такие тихие теплые ночи всегда можно наблюдать свечение моря. По мере того, как становилось темнее, вода фосфоресцировала все больше и больше. Как клубы светящегося пара, бежала вода от весел; позади лодки тоже оставалась светлая полоса. Она замирала, вспыхивала и точно вспыхивало разом все море. В тех местах, где вода приходила в быстрое вращательное движение и образовывались маленькие водовороты, фосфоресценция была особенно интенсивной. Точно светящиеся насекомые, яркие синие искры кружились с непонятной быстротой, гасли и замирали, как будто тонули в море и исчезали бесследно, и вдруг снова появлялись около лодки, где-нибудь в стороне и снова разгорались еще с большей силой.

Все очарованы этой картиной — у каждого свои думы, свои мысли, свои воспоминания…

«Отчего это светится вода», — спрашивает один из стрелков, но видя, что никто ему не отвечает, он молчит и усиленно налегает на весла. Начала всходить луна. Из-за туч, столпившихся на горизонте, появился сперва красноватый свет, точно зарево от пожара. Наконец, выглянула и сама она, по мере того как подымалась она все выше и выше, светлее и яснее становился ее задумчивый лик, светлее и веселее становилось в природе… А лодка все еще шла около берега…

XXXIII

Река Бутчи была недалеко. Там, где она впадает в море, береговая линия немного вдалась в сушу и, если бы не мыс Крестовоздвиженский, бухты не было бы. Это углубление берега носит название бухты Гроссевича. Так это вот та самая бухта, в которой в 1872 г. военный топограф Гроссевич едва не погиб от голода!..

Мы сидели на камнях и смотрели в море. Наше внимание было привлечено двумя предметами: это были две черные точки. Одна из них — дальняя, была на воде, другая — ближняя — на берегу; первая казалась неподвижной, вторая передвигалась в нашу сторону. Через несколько минут стало ясно, что это человек, идущий к нам по берегу. Пока мы варили чай, человек этот подошел настолько близко, что в нем без труда можно было узнать китайца, одетого по-дорожному. В руках у него были палка и топор.

Он объяснил, что он единственный из китайцев, который проник в эти места, что в краю он живет давно, уже более 30 лет, что он все время занимается скупкой пушнины у инородцев, что он подолгу живет среди орочей, знаком с их языком, снабжает их продовольствием, которое завозит сюда на лодке, а подсчет с ними производит зимой по окончании соболевания.

Поговорив немного с переводчиком, китаец встал, взял топор и собрался было итти.

— Куда ты? — спросил его мой переводчик.

— Осмотреть ловушки, — отвечал китаец нехотя.

— Разве ты и сам занимаешься звероловством? — спросил я.

— Да, занимаюсь, — сказал он, — у меня есть билет.

Он полез за пазуху и достал оттуда кожаный самодельный бумажник. Открыв его, он вытянул документ, сложенный в несколько раз и завернутый в бумагу, не торопясь, осторожно развернул он его и подал мне. Это было промысловое свидетельство, выданное владивостокской городской управой на право скупки пушнины и пантов в пределах Приморской области.

Странно! Какое отношение имеет городская управа ко всей Приморской области вообще и к бухте Гроссевича в частности!?

— Приехал я сюда, — продолжал рассказывать китаец,-

рано; делать нечего; орочи пошли на охоту, а назад возвратятся они только зимой, к Новому году; вот я и сделал себе ловушки тут недалеко. Чего напрасно терять времени?…

— А много у тебя ловушек? — спросил опять я китайца.

— Нет, немного — ответил он. — Восемьсот будет, а может немного и больше.

Сказав это, китаец поднял свою палку и быстро пошел по направлению к лесу. Видно было, что расспросы эти были ему не по душе. Вслед за китайцем и мы тронулись в дорогу.

Другая черная точка та, что была на воде, все время находилась на одном и том же месте. По мере приближения к ней она увеличилась в размере и становилась яснее. Казалось, что она как будто немного подвигалась вперед, кружилась и вновь возвращалась обратно. Через час можно было уже ясно различить оморочку и в ней одного человека.

Наконец, мы поровнялись с ней. Это был ороч. Он сидел в лодке на дне ее по-турецки и длинной острогой ощупывал дно моря.

— Что ты здесь делаешь? — окликнули мы его.

— Нерпу ищу, — отвечал ороч. — Моя стреляй попади — его утонула…

— Может быть, она только ранена, жива и ушла в море, — сказал кто-то из сидящих в нашей лодке.

— Нет, моя хорошо понимай, его пропади есть, — говоря это, указал на большое кровавое пятно, расстилавшееся по поверхности воды позади его лодки.

Мы предложили ему ехать с нами. Ороч тотчас же согласился. У него было одно весло с двумя лопастями с обеих сторон. Держа его перед собой двумя руками, он работал им то правой, то левой рукой по очереди. С поразительной ловкостью он управлялся с лодкой. Легкая, как перышко, она быстро скользила по воде. Надо было видеть, как искусно он увертывался от волн, взбирался на них, нырял между ними, останавливался, дожидал нас, опять, словно птица, летел вперед. Он ехал, говорил с нами, а сам все время следил за волной, чтобы она не опрокинула бы его и не накрыла случайно. Наконец, мы подошли к реке. Белая пена отмечала линию бара, отмечала то место, где быстро бегущая пресная вода смешивалась с морскими волнами. Ороч не пошел в устье, а направился прямо к берегу. Не доходя нескольких саженей до прибоя, он остановился и стал глядеть назад. Наконец, уловив момент затишья, он быстро двинулся вперед и в мгновение ока лодка его вместе с пеной была выброшена на гальку, и в тот момент, когда отливное течение волны готово было утащить лодку назад в море, он выскочил из оморочки, схватил ее за носовую часть, как перышко, поднял ее на плечо, снес в траву и положил на катки дном кверху. Все это было проделано с удивительной быстротой и ловкостью. Неопытный пловец непременно поломал бы оморочку, разбил бы себе колени о камни и вымок бы до последней нитки. Мы подошли к устью, не без труда преодолели буруны — правда, черпнули воды, но все же вошли в реку.