Жизнь и приключение в тайге - Страница 104

104

Особый интерес представляет упоминание о задуманной и уже подготавливавшейся к печати книге «Теория и практика путешественника». Об этом замысле я неоднократно слышал от него; элементы его можно встретить в различных частях опубликованных им описаний. Он предполагал дать не сухое руководство, не сборник советов и указании, но изложить все это в живом рассказе, щедро иллюстрируя примерами нз своей практики и из опыта других путешественников.

Следует отметить одну ошибку, допущенную Владимиром Клавдие-вичем в этом «списке» и которая, видимо, оттуда «перекочевала» в некоторые биографические работы. В «Списке» сказано: «Описания маршрутов, пройденных В. К. Арсеньезым, напечатаны были в Записках Русского географического общества в 1906 году». Здесь две ошибки: во-первых, такого издания («Зап. Русск. геогр. об-ва») Не существовало; существовал и лишь «Записки РГО по отделению общей географии», «по отделению этнографии» и т. д., но в них печатались лишь монографии; в общем же органе Географического общества — «Известиях» за 1906 г. и ближайших последующих — никаких материалов об Арсеньеве нет. Речь идет, несомненно, о статье «Сведения об экспедициях. капитана Лрсеньева (В. К.) (Путешествия по Уссурийскому краю), 1900–1910 гг.», опубликованной в «Записках Приамурского отдела Географического общества» за 1912 год (том VIII, вып. II, стр. 1-36). Автор этой статьи не указан, но ясно, что она составлена Арсеньевым.

От редактора

К комментариям, составленным М. К. Азадовским, мы считаем полезным добавить две выдержки из его частного письма: в первой из них дана характеристика В. К. Арсеньева как рассказчика, а вторая содержит яркую характеристику Гондатти и его окружения — той среды, в которой В. К. Арсеньеву пришлось работать.

1. Прежде чем приступить к литературному оформлению своих воспоминаний о Дерсу, Владимир Клавдиевич очень любил рассказывать их. Я буквально почти всю эту будущую книгу прослушал сначала в замечательно увлекательных рассказах Владимира Клавдиевича. Я слышал отдельные рассказы у него в кабинете, за чайным столом у меня, в палатке на раскопках и т. д. и т. д. Мне кажется, что в рассказывании они были еще более замечательны; во всяком случае многих характерных и ярких деталей я потом не нашел в печатном тексте.

2. Сначала Гондатти очень благоволил Арсеньеву и немало содействовал его экспедициям. Не забудьте, что Гондатти питомец Московского университета, один из любимых учеников Д. Н. Анучина, автор ряда работ по этнографии, пользовавшийся репутацией исключительного знатока Дальнего Востока. От его приезда на Дальний Восток в качестве генерал-губернатора местное общество многого ожидало, и первое время Гондатти старался изо всех сил оправдать репутацию просвещенного генерал-губернатора, покровителя наук и пр. Но это же обстоятельство и сыграло роковую роль в их взаимоотношениях с Арсеньевым. Он хотел руководить Арсеньевым, покровительствовать ему, иметь при себе послушного исследователя — Арсеньев же для такой роли не годился и очень быстро начались трения. Может быть, играла некоторую роль и зависть неудавшегося ученого (каким в сущности оказался Гондатти) к растущему блестящему исследователю-путешественнику.

Немалую роль в этих создававшихся дурных отношениях сыграла и гондаттиевская камарилья, главным образом из его чиновников особых поручений. Известно, что при каждом генерал-губернаторе, в каждой губернии была своя манера делать карьеру. Для того, чтобы сделать карьеру при Гондатти, нужно было изображать ученых, интересующихся краем, преданных его изучению и т. д. Эти господа заполонили собою местный отдел Географического общества и другие культурные учреждения. Заниматься наукой они, конечно, не могли и не умели, но видимость оказывали: стряпали и читали доклады, а иногда даже ездили в экспедиции, дававшие, конечно, самые плачевные результаты и съедавшие много денег, которые по существу вылетали на ветер. Из-за экспедиций этих молодчиков часто срывались какие-нибудь начинания Арсеньева. Естественно, что он и вся эта камарилья терпеть не могли друг друга. Причем последняя проявляла, конечно, большую инициативу и настойчивость. Эти господа все время настраивали Гондатти против Ар-сеньева, истолковывая вкривь и вкось всякие его мероприятия, действия, выступления, отдельные слова, а иногда и просто изобретая всякие сплетни. Обо всем этом мне неоднократно рассказывал Владимир Клав-диевич, да и сам я имел возможность наблюдать это. К сожалению, я забыл имена этих господ. Кое-кто из них, может быть, и впрямь заинтересовывался краем, но это было исключение, главным образом это были петербургские хлыщи, часто сыновья высокопоставленных особ.

Очень сожалею, что у меня во время блокады погибло замечательное письмо Арсеньева (относящееся не то к 1915, не то к 1916 году), в нем он подробно описывал невыносимое положение, в котором он очутился в Географическом обществе, и о совершенном разрыве своем с Гондатти.

notes

1

Чехов А. П. Соч., Гослитиздат, М., 1947, т. 7, стр. 476.

2

В существующей научной литературе встречается иногда слишком расширительное понимание «школы Пржевальского»; так, например, П. Померанцев относит к этой школе, помимо названных нами лиц, еще Г. Н. Потанина и В. А. Обручева («Известия Всесоюзного географического общества», т. 72, вып. 4–5, Л., 1940, стр. 469). Но Г. Н. Потанин начал свои путешествия совершенно независимо от Пржевальского и ранее его монгольского путешествия; ни в коем случае невозможно относить к школе Пржевальского и В. А. Обручева, путешествия которого значительно отличаются от путешествий Пржевальского и по своим задачам, и по их общему характеру.

104