Чтобы правильнее оценить целостное значение книг Арсеньева и уяснить их сильные и слабые стороны, необходимо рассматривать их не только в связи с современной им научной литературой, но и на фоне настоящего. Почти полвека отделяет нас от экспедиций В. К. Арсеньева и его первых книг и очерков, но когда сопоставляешь ту жизнь, которая описана в его книгах, с той, участниками которой мы являемся теперь, кажется, что промежуток между ними определяется столетиями. Очень выразительно описывает эти перемены один из современных писателей Дальнего Востока и биограф В. К. Арсеньева Н. М. Рогаль: «За всю историю человечества не было отмечено столь быстрого превращения огромной мало обжитой территории в район современной передовой индустрии, транспорта и сельского хозяйства. Строительство на Дальнем Востоке не прекращалось и в годы Великой Отечественной войны. Новый, невиданный еще размах приобрело оно в послевоенные пятилетки…» «На пустынном прежде побережье от Посьета до мыса Поворотного выросли десятки первоклассных предприятий рыбной промышленности, созданы питомники пушных зверей и пятнистых оленей; развернуты крупные заготовки леса»… «Близ рек, где когда-то выслеживал тигров Арсеньев, построены новые механизированные шахты, работают врубовые машины, отбойные молотки, электрифицированные подъемники подают на-гора превосходный сучанский уголь. Ярко светятся огни новой Артемовской государственной электростанции». Приханкайская низменность стала житницей Приморского края. Проложены новые железнодорожные пути, строятся новые порты, создаются крупнейшие индустриальные предприятия: «строятся корабли, производятся станки, транспортные машины, электрооборудование, высококачественный бензин и, наконец, свой дальневосточный металл» . На месте жалких стойбищ выросли просторные колхозные селения, построены школы, больницы, клубы и т. д. Арсеньев всю жизнь мечтал о новой жизни в тайге и пытался представить себе те изменения, которые должны совершенно преобразить лик ее, но какими бледными представляются эти мечтания при сопоставлении с тем, что создано там теперь силой и волей советского народа. Во многом представляются устарелыми и сочинения Арсеньева; немало в них и прямых ошибок, порой весьма крупных и значительных. Частично эти ошибки обусловлены состоянием науки того времени, но главным образом они являются результатом общественного положения Арсеньева — офицера и чиновника — и неизбежно ограниченного его общественного мировоззрения. Особенно неправильными кажутся его рассуждения по вопросам социально-экономического характера, поэтому неправильно он решал и многие вопросы, касающиеся устройства края. Так, например, он с величайшей опаской относился к проекту железной дороги между Амуром и бывш. Императорской Гаванью (ныне Советская Гавань). Проектировавшийся железнодорожный путь, по его мнению, неминуемо ослабил бы обороноспособность края, так как — полагал он — в случае новой войны Гавань была бы неминуемо захвачена японцами, и железнодорожный путь дал бы им ключ к сердцу края . Это опасение, которое кажется сейчас столь наивным, было вызвано его законным неверием в силы правительства, только что проигравшего военную кампанию и несумевшего отстоять Порт-Артур. Впрочем, на долю В. К. Арсеньева выпало огромное счастье: возможность убедиться в своей ошибке; впоследствии он принимал живейшее участие в обсуждении железнодорожных вариантов, прекрасно поняв их значение и роль в новых политических и социальных условиях. Неправильно решал В. К. Арсеньев и вопрос о колонизационных возможностях края, опять-таки исходя всецело из организационных возможностей и способностей царского правительственного аппарата, и совершенно упуская из вида творческую мощь народного характера. Нельзя не преклоняться перед страстной и настойчивой защитой Арсеньевым прав малых народностей, но меры, которые он предлагал, формы помощи, которые он мыслил, кажутся нам сейчас также наивными и бесполезными.
Все эти ошибки вполне понятны: он умел мыслить лишь в пределах определенного социально-политического строя и не догадывался о тех возможностях, которые откроет всем народам России грядущая революция, неизбежность которой он смутно предчувствовал. Не мог он, конечно, понять и того, что судьба малых народностей может решительно измениться лишь на путях некапиталистического развития.
Февральскую революцию Арсеньев радостно приветствовал: он принял пост «комиссара по делам туземного населения», но очень быстро убедился в абсолютном бессилии буржуазного правительства изменить что-либо в жизни малых народностей и, не видя никакой возможности принести им действительную пользу и не желая тем самым «обманывать их» (его подлинные слова), подал в отставку и снова «ушел в тайгу». Только с установлением советской власти В. К. Арсеньев вновь вернулся к административным и общественным обязанностям. В новой власти он оценил прежде всего подлинную готовность создать новые условия для тех, кого он всегда называл «обездоленными судьбой людьми»; он сердцем понял смысл и правду ленинской национальной политики и явился ее проводником среди малых народностей. Писатель Семен Бытовой воспроизводит знаменательную беседу В. К. Арсеньева с орочами, о которой поведали ему сами участники этой беседы: «Все будет, все будет! — говорил Арсеньев. — Советская власть, новый закон Ленина все дадут орочам…» «Наши экспедиции не зря через перевал ходили. Придет время, и там, где шумела тайга, где были скалистые сопки, вырастут новые города и села. Проложат железную дорогу. На Тумнин пойдут поезда»… «Все будет! Советская власть не только пробудит край, она даст жизнь новым народностям, живущим в нем. Русские люди помогут орочам, удэхейцам, нанайцам подняться из тьмы к свету. Они поведут их за собой по новому, счастливому пути» . Быть может, в этом пересказе не совсем точно приведены слова В; К. Арсеньева, но мысли его переданы совершенно правильно. Таков был действительно строй его мысли в последние годы его жизни, и ими он неоднократно делился с многими из своих друзей.