Жизнь и приключение в тайге - Страница 54

Говорят, что они питаются рыбой, хотя мясо их совершенно не имеет этого запаха. Они любят держаться у таких берегов, где мелкое морское дно густо поросло бурыми водорослями и пузырчаткой. Здесь рыбы оставляют свою икру во время нереста. Это привлекает каменушек, и они слетаются сюда в большом количестве. Среди них «моумэ» и другие утки. Вид подымающейся от воды стаи способен вызвать удивление наблюдателя.

Неизвестная мне порода уток, которую орочи называют «моумэ», очень многочисленна. У Силантьева и Холодковского я не нашел представителей, похожих на упомянутую «моумэ». Мы убили их несколько штук. Величиной эти утки такие же, как и каменушки, но хвост у них длинный, клиновидный. Оперение их очень оригинальное. Общая окраска черная. Самки однообразного цвета. Самцы пестрые. У последних передний край оперения щек белый и вдается в сторону клюва изогнутой линией. Позади глаз небольшие белые пятна, ниже около головы, ближе к шее, продолговатое, тоже белое пятно. Темя и затылок очень красивы. Сверху от основания клюва назад на шею спускается трехцветная стреловидная полоса, состоящая из чередующихся черного, белого и ржаво-желтого цветов. На шее ровное снежно-белое кольцо, затем два больших, опять-таки белых, пятна располагаются на плечах птицы и два коричнево-красных крупных пятна находятся по сторонам тела; сбоку под крыльями, ближе к концам их, зеркал нет. Клюв и ноги черные. Осенью такое оперение имеют только немногие самцы, весной же все без исключения. Интересно, почему брачную окраску эти пернатые приобретают и осенью и почему только некоторые из них!? Такое оперение как нельзя лучше скрывает «моумэ» от взоров врага и является для них в полном смысле слова окраской защитного цвета.

И действительно, будут ли утки эти плавать по темным волнам, окаймленным белой пеной, или будут сидеть на черных камнях (на которых их часто можно видеть), опачканных белым птичьим пометом, и в том и другом случае они едва заметны, и только движения их могут выдать их присутствие.

Как и каменушки, они хорошо ныряют, но не могут так долго держаться под водой, как первые… Они менее пугливы, чем другие им родственные породы, и легко поддаются обману. «Моумэ» не кричат, но свистят. Орочи-охотники, заметив пролетающую мимо стайку, подражают их свисту и тем заставляют свернуть их с дороги и опуститься около лодки на расстоянии ружейного выстрела.

Я собрал «Fuligula» и «моумэ» по нескольку экземпляров. Шкурки их хорошо препарированы. По окончании экспедиции я намерен по вопросам меня интересующим обратиться за разъяснениями к опытным орнитологам и по получении от них этих сведений мною будут сделаны дополнительные описания .

Но вот и Императорская Гавань.

Несколько японских шхун стояло на якоре в заливе Константиновском. Стройные, изящные, с высокими мачтами, они тихо покачивались на легкой зыби, проникающей сюда с моря. Там и сям с правой стороны около «кошки» виднелись японские рыбалки. Они бездействовали. Кета не шла; японцы решили переждать еще одну-две недели и затем итти на родину с тем, что поймали сами и что скупили у орочей и русских рыболовов в бухте Ванина. По берегам кое-где виднелись бревна, унесенные наводнением из лесной концессии. Морским прибоем их высоко выбросило на камни, где они и застряли. Рассказывают, что по ночам японцы подбирали этот лес, делали из него рейки, пилили доски и увозили их в Японию. Едва ли такое хищничество было в широких размерах. Быть может одна или две шхуны и стащили несколько бревен, остальные же занимались исключительно рыболовством. Дальше, в глубине бухты, против острова Устрицы и в устье реки Хади виднелись одинокие домики русских торговцев, скупщиков соболей, рыбаков и т. п.

Лесной концессии не было видно. И только, когда катер дошел до конца залива и повернул влево за последний мыс, вдруг сразу появились постройки. Белые, новенькие, только что выстроенные домики были разбросаны по всему левому берегу. Кругом местность совершенно оголена от леса пожарами: молодняк лиственицы, как бы стараясь прикрыть собой наготу сухостоев, густо разросся среди горы. За постройками и рядом с ними виднелись палатки: новые белые и пестрые, рваные, старые — они были очень живописны в своем беспорядке. Около палаток дымились костры и копошились люди. Это тоже рабочие, для которых не было места в бараках, вследствие ограниченного количества последних. Множество оцепленных бревен плавало на воде около берега. Несколько человек с шестами в руках ходили по бревнам и что-то делали около одного места, действуя палками, как рычагами. Два буксира — один большой, другой маленький, стояли в стороне около пристани. Посредине бухты на якоре стояла небольшая шхуна, конфискованная у японцев в бухте Ванина.

Рабочие, среди которых было немало и пьяных, в грязной одежде, в засаленных картузах и шляпах, медленно расхаживали по берегу, стояли кучками, о чем-то громко говорили и нестерпимо ругались между собой. Другие лежали на траве, курили или спали. Чистенькие, опрятные китайцы, повара или бойки, состоящие на службе у администрации в качестве прислуги, торопливо бегали по дороге от одного дома к другому.

Несколько баб с засученными рукавами и с подоткнутыми юбками занималось стиркой белья около бараков.

Два полицейских и один лесник стояли в стороне и о чем-то говорили вполголоса.

Японец, с лицом озабоченным, вероятно с ближайшей рыбалки, убеждал в чем-то двух равнодушных корейцев, одетых в одежду наполовину русскую, наполовину свою национальную.